— Эээ… это… а Вы кто? — спрашиваю я существо.
— Я Аркаша. А ты?
— Я это… Ленора. Тьфу, Леона.
— Лерон…Леорн… Не, сложно. Ленка! Ты — Ленка.
— Ленка. А где этот?.. Ну, Акрато… В общем, которого я звала.
— Акратопот?
— Точно! В яблочко!
— Это я.
— Ты же Аркаша.
— "Акратопот" ребята выговорить не могут. Это меня папа так назвал. А ребята Аркашей зовут. Так им проще.
— Ты бог?
— Бог.
— А чего ты такой… грязный?
— Ты поживи с моё под платформой, ещё не так вымажешься!
— Под какой платформой? Ты что, пьян?
— Пьян. Я всегда пьян. А ты?
— И я.
— Ты меня уважаешь?
— Уважаю.
— Наливай.
— Не вопрос. Тебе какого?
— Красного. Или белого. Всё равно.
Аркаша оказался отличным парнем. Добрым и весёлым. Правда, немного вонючим. Но я к этому времени так набрался, что мне было всё равно. А ещё он очень обрадовался тому, что у него снова появились почитатели. К нему уже лет семьдесят никто не взывал и он малость соскучился. А теперь он снова совсем как настоящий бог со своими верующими.
Когда я уже не мог сидеть на стуле, Аркаша меня подхватил и усадил на траву. Сам же сел рядом и мы с ним продолжали пить. Через некоторое время я обнаружил, что мы с Аркашей, сидя рядом на траве, хором орём песню: "Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!". По-русски орём.
Потом мне стало совсем плохо. Меня стошнило и… тут я убедился, что Аркаша — действительно бог. Керн говорил, что Акратопот никому не нужен и потому его никто и не восславляет. Керн — балбес! Акратопот, оказывается, умеет исцелять похмелье! Да за одно только это ему, по-моему, нужно храмы по всей Земле понаставить. Ведь даже Агильери, магистр магии Жизни, похмелье лечить не может.
Аркаша что-то сделал, и у меня всё прошло. Голова не болит и не кружится, совсем не тошнит. Осталась только лёгкая эйфория, как после бутылочки слабого пива.
— Спасибо, Аркаша, — я встаю на ноги и брезгливо осматриваю лужу в траве, которую сам же только что и наблевал. — Про какую платформу ты говорил? Ты что, под платформой живёшь?
— Ага. Я, Ромка, Санёк и Коржик. У нас там здорово. И матрасы есть и тумбочка.
— Ты же бог!
— Вот именно. Потому я живу там, где мне нравится!
— Тебе нравится жить под платформой?
— Нравится. Никто не гонит, не дёргает. Спи, сколько хочешь. А как к папе домой попадёшь, сразу начинается: Акратопот туда, Акратопот сюда. Этим помоги, этих полечи. Надоело!
— А зимой как?
— Зимой мы под эскалатором живём. У нас там свой охранник есть, он пускает. Только Ромку не пускает. Говорит, собакам в метро нельзя. Но мы всё равно его проводим.
— Понятно. Слушай, Аркаша, тут такое дело…
Рассказываю ему про войну с эльфами и прошу помочь. Потому что я теперь — его верующий. А когда бога о чём-то просят 100 % его верующих, то он, обычно, соглашается помочь. Кроме того, я ещё с ним ещё обещал выпить и спеть. Кстати, насчёт "спеть". Аркаша страшно обрадовался тому, что я понимаю русский язык. Он, оказывается, знает много русских песен и страдает оттого, что ни в одном мире, кроме одного, их не понимают. Обещает спеть мне и говорит, что у него очень красивый голос. В общем, Аркаша согласился помочь и даже не обиделся на мою просьбу поклясться в этом. Просто сказал: "Папой клянусь!". От Меноса я уже знал, что такой клятвы вполне достаточно. Дионис — олимпиец, хоть и младший. Нарушить клятву его именем Аркаша едва ли решится.
Интересуюсь, где его знаменитая бочка. Он же везде вместе с ней изображается. Объясняет мне, что бочка — вчерашний день. У него теперь есть лучше. И показывает свою полупустую бутылку портвейна. Он, оказывается, вечную бутылку изобрёл. Портвейн в ней никогда не кончается. Но мне нужна бочка. Я ведь в бутылку не влезу. Без проблем. Аркаша потянулся и выкатил прямо из воздуха ручную двухколёсную тачку с укреплённой на ней бочкой. Сверху бочки люк, в стенке краник. Вот только одежда его к бочке теперь не подходит. Пришлось Аркаше переодеться. Он дёрнулся — и вот уже на нём потрёпанные сандалии на босу ногу и несвежий, когда-то белый, хитон с большим винным пятном на подоле.
— Ленка, а ты когда мылась в последний раз?
— Вчера вечером, а что?
— Ничего, это я так. Ладно, лезь. Раз вчера.
Ставлю ногу на колесо и лезу вверх.
— Э, э!! Ты куда?!
— В бочку. Ты чего, Аркаша? Мы же договорились!
— В одежде? В обуви? Я же пью оттуда! Раздевайся, давай!
— Эээ… совсем?
— Нет, блин, наполовину! Давай, давай. В одежде в бочку не пущу.
— Ну, ладно. Отвернись.
— Ты чего? Ааа… Да я не по этой части. Я же не сатир. Это те всегда готовы… со всем, что движется. А моё — вот! — хлопает по бочке.
— Всё равно отвернись.
— Впрочем, если ты настаиваешь… хотя, не. Ты слишком тощая. Я люблю, чтобы тут было — во, и тут было — во! А ты… а у тебя… ни посмотреть, ни подержаться. Не, столько не выпить даже мне.
— Тьфу на тебя, Аркаша. Отвернись!
— Да, пожалуйста. Не больно то и хотелось смотреть. Было бы на что.
Отворачивается. Я раздеваюсь, засовываю одежду и кроссовки в сундук, и лезу в бочку. Там вода. Мокрая. Мне немного выше колен.
— Аркаша, а тут вода.
— Я знаю.
— А я думала, у тебя вино в бочке.
— Так и есть. Обычно. Это я его для тебя водой сделал. Ехать, сидя в вине, ты не сможешь. Сомлеешь и утонешь.
— Спасибо, Аркаша. А как же ты пить будешь?
— Буду иногда ненадолго превращать воду в вино, наливать и превращать обратно. Пару минут ты в вине высидишь, ничего тебе не сделается.